среда, 15 декабря 2010
В то лето мы пололи турнепс в комсомольско-молодежном лагере. Мне было 14. Я зачитывалась книжками братьев Стругацких (их выдавали только в читальном зале), планировала посвятить свою жизнь служению Большой Науке, и как-то странно у меня умещалось в голове: в Париж я попасть даже не надеялась (железный занавес советских времен!), а вот на посещение в будущем Пояса астероидов рассчитывала вполне серьезно...
Половое развитие у меня, как у представителя северной расы, было довольно замедленным, и бесконечные гендерные микросхватки, которые так увлекали большую часть моих одноклассников и одноклассниц в свободное от прополки турнепса время, были мне совершенно неинтересны. Я в одиночестве гуляла по деревне, где, собственно, и располагался наш лагерь, и думала о космических кораблях, которые вот-вот забороздят просторы Вселенной, и о своем месте (несомненно, важном! — я хотела стать астробиологом) в этом увлекательном процессе. Нельзя сказать, что в моем будущем мире совсем не было места для любви. Напротив, уже тогда я прекрасно представляла себе идеал: он был человеком глубокого и изощренного ума и рука об руку со мной постигал тайны природы на опасных, но завораживающе прекрасных дорогах далекого космоса.
В тот день над деревней с утра наревелись тучи, и улицы стали практически непролазны. Я медленно, скользя сапогами, пробиралась вдоль забора одной из усадеб. На потемневшей скамейке возле стены большого, слегка присевшего на один бок дома, отдыхая, сидела небольшая старушка. Я острым подростковым взглядом охватила белый платочек, синие тренировочные штаны с пузырями на тощих коленях, глубокие калоши и телогрейку такого вида, будто ее недавно рвали собаки. У ног старушки переминался лапами и дрожал хвостом тощий рыжий котяра с одним ухом — явный ветеран кошачьих боев. Снова начинался дождь, но старушка его как будто не замечала — наклонилась, рассеянно погладила кота.
Ужасная, сладко-эгоистичная, бескорыстная жалость к незнакомой старушке волной затопила все мое существо — ведь у нее уже все позади, она одинока и скоро умрет, ее жизнь наверняка была тяжела и бедна событиями, и она уже никогда-никогда не увидит Пояса астероидов, не откроет ни одной тайны природы и не будет рука об руку с возлюбленным бороздить просторы Вселенной...
Тем временем старушка, держась за поясницу, поднялась, схватилась за какое-то бревнышко и с трудом поволокла его по грязи. В семье и школе меня учили помогать старшим.
— Бабушка, позвольте вам помочь? — вежливо осведомилась я через низкий штакетник.
Старушка удивленно взглянула на меня, задумалась, а потом кивнула:
— Что ж. Подсоби, доченька, бабке, коли время есть. Заборчик у меня на заднем дворе завалился, вот хочу покамест подпереть, чтоб козы от Матвеихи в огород не лазали.
После починки заборчика меня повели в дом пить чай. Я не очень сопротивлялась — погода окончательно испортилась. К чаю были сушки. Старушка размачивала их в кипятке, мак медленно оседал на дно стакана.
— Меня зовут Катя, — представилась я.
— Катерина. Хорошее имя. А я Дуся.
— Простите... Евдокия... а как дальше?
— Да зови бабкой Дусей, — как все.
Разговаривать с бабой Дусей оказалось неожиданно легко. Мы обсудили шкодливых коз Матвеихи, мои школьные успехи, мою семью. Я узнала, что двое давно выросших детей бабы Дуси с внуками живут в Ленинграде...
— А чего ж ты одна-то гуляешь? Не со своими? Ухажер-то у тебя есть? Или поссорились?
Я призналась, что ухажера у меня нет и никогда не было.
— Надо же, а такая видная девка! — удивилась баба Дуся. — Небось, гонору в тебе много?
Я, подумав, согласилась и, воспользовавшись случаем, осторожно поинтересовалась, что думает баба Дуся о сущности любви. Ведь раз у нее есть дети, она, наверное, была замужем? (Баба Дуся носила обручальное кольцо на левой руке — вдова.)
— Конечно, была. Четыре раза! — ухмыльнулась старушка. — И так хорошо замужем, доченька, скажу я тебе, — она зажмурилась, вспоминая, и морщинки ее собрались веселым прихотливым узором. — И я их всех любила, и они меня... Счастливый я человек, спасибо Господу, если он, конечно, там есть...
— Но как так может быть?! — вылупилась я.
Польщенная моим интересом, старушка окунула в чай еще одну сушку и рассказала про свою жизнь. Целиком воспроизвести ее прямую речь я, конечно, не смогу, поэтому перескажу своими словами. Историю бабы Дуси я помню уже больше тридцати лет.
Первый раз замужем юная Дуся пробыла недолго. Мужа звали Федором, и если бы не карточка, она бы уж и лицо его позабыла. В 1940 году они поженились. Он был колхозным механизатором, с широкими плечами, любил кружить молодую жену на руках и умел, как девушка, плести венки. А что он говорил — этого бабка Дуся уже и не помнила. «Помню только марево золотое, как над лугом в летний день, и как он утром молоко прямо из крынки пьет. И — счастье, счастье, счастье...» Федора призвали на фронт в 41-м. А уже в 42-м пришла похоронка. «Не годился он для войны, — вспоминает баба Дуся. — Даже куренку шею свернуть — и то жалел...»
Почти до конца войны Дуся вдовствовала и с утра до ночи вместе со всеми работала на полях. В колхозе остались одни бабы, а воюющую армию нужно было кормить. Где-то зимой 45-го года Дуся с подружками без всякой определенной цели поехала в райцентровскую больницу на «аукцион инвалидов» (больничные власти раздавали по домам слегка подлеченных красноармейцев, необратимо покалеченных войной). Вернулась домой со вторым мужем — Георгием, Жорой. У Жоры не было обеих ног, а лет ему было 27. «Возьми меня к себе, Дуся, надоело бревном на койке валяться, тоска гложет, — сказал Жора юной вдове. — Ты уже замужем была, все про мужиков знаешь, тебе сподручней, чем девице. Я вообще-то заводной, и на гармони, знаешь, как играть умею — заслушаешься. Пропала моя гармонь, пока по госпиталям без памяти валялся, но ничего — заработаем, другую купим».
С Георгием Дуся прожила без малого двадцать лет. Он и вправду был веселый, и по вечерам, окончив работу (работал он и с деревом, и железом — руки у него были умные, хорошие, только глаза быстро стали сдавать — последствия контузии), садился у дома на скамейку, ставил на колени баян. Девки и бабы (много, очень много одиноких было после войны!) слетались на душевные Жорины песни, как мотыльки на огонь.
«Слова мне хорошие говорил, — вспоминает баба Дуся. — Благодарил часто, что взяла к себе, не дала пропасть... А уж как я его любила! Ревновала страшно. Как девки плечами да боками прислонятся... А он всем подмигивает, да улыбается... Так бы и повыцарапала глаза бесстыжие...»
Но пил Георгий безбожно. Напившись, буянил, разносил все в дому, колотил жену (до сих пор не могу понять, как Георгий мог бить Дусю — у него же не было ног, она всегда могла отойти!). Потом плакал, просил прощения. Она прощала: «Он все-таки калека был, к дому, к бабьей юбке прикован — тяжело ему...»
Жора умер от ран и пьянки, когда ему не исполнилось и сорока пяти. Дуся жутко горевала. «И сейчас иногда кажется — зовет меня, да голос веселый, куражный: Дусенька, что ты крутишься все, сядь ко мне, милая, споем. После него я уж ни с кем не пела...»
Ефима прислали в колхоз работать учетчиком и определили к вдове с детьми на постой. «Смурной он был, по целому дню слова не скажет, только с цифирками своими и оживал немного...» В отличие от Георгия Ефим совсем не пил. Молча починил в дому и на дворе все то, что нуждалось в починке. Потом помог сыну Дуси по математике. И только потом оказался в Дусиной постели. По сравнению с веселым, заводным Георгием он проигрывал — ласковым не был, нежных слов (да и никаких других) женщине не говорил. Однако Дуся (слегка подуставшая от двадцатилетнего «борения страстей») с Ефимом отдыхала — он был надежен, предсказуем в своих привычках, всегда спокоен, ровен с детьми и с женой. Понимал ценность образования: когда настало время, настоял на том, чтобы оба приемных сына окончили техникум. Сам регулярно брал книги в библиотеке, любил слушать радио, иногда по просьбе Дуси читал ей вслух. Мальчишки тоже слушали. Любимой Дусиной книжкой почему-то был «Оливер Твист» — она забыла название, но точно пересказала мне фабулу, и я легко узнала сентиментальную диккенсовскую повесть. По какому-то неведомому закону вечно молчаливый Ефим умер от рака голосовых связок. Долго никому ничего не говорил о своей болезни. Потом ему все-таки поставили диагноз, сделали операцию, но было уже поздно — пошли метастазы. «Сам себе кашку варил, — вспоминает Дуся. — Меня ничем обременять не хотел. До последнего дня. А как уже стал совсем помирать, написал на своей доске: «Прощай, Дуся, прости за все, если что не так было, или обидел тебя невзначай, прими мою вечную к тебе любовь...» Я плачу навзрыд: что ж ты раньше-то про любовь молчал?! А он отвечает: «Я молчал, потому что никаких слов не хватит сказать, как сильно я тебя любил все эти годы».
После смерти Ефима Дуся решила, что будет жить одна, с собакой Жуком и котом Васькой. Летом оженившиеся сыновья привозили из Ленинграда маленьких внуков — что еще надо? И когда, спустя лет пять, старая приятельница, перебравшаяся в город, «с прицелом» рассказала ей, что в соседнем колхозе остался после смерти жены неприсмотренный, из числа ее родственников, дедок, еще вполне крепкий, Дуся только махнула рукой: мне не надо! Забирайте его к себе, в город!
Однако родственники брать дедка в город не торопились. И однажды, как бы между прочим, завезли его в гости к Дусе, на центральную усадьбу. Как будто бы к врачу возили, рентген делать. «Вы тут поговорите пару часиков, чайку попейте, мы пока за справкой в райцентр съездим, да к своим знакомым, а потом деда заберем и назад отвезем. А вот вам и городской кекс с изюмом к чаю...»
Ни через два часа, ни к вечеру за дедком никто не приехал.
— Что ж, пора и честь знать, — сказал он, когда все стало окончательно ясно. — Спасибо тебе, Евдокия Васильевна, за приют, за чай. Пойду я.
Встал, оправил аккуратную одежку, поудобнее взял в руку клюку...
— Куда ж ты пойдешь-то?! — ахнула баба Дуся. — До твоей усадьбы 44 километра — вынь да положь!
— Чего ж, дойду понемногу, — дедок пожал узкими плечами. — Пройду да отдохну. Да еще пройду. К завтрему, к обеду, думаю, дома буду...
— Ну уж нет! — решительно воспротивилась женщина. — Чтоб я старого человека на ночь глядя из дому выгнала! Не будет этого. Ляжешь вот здесь, на диване. Сейчас я тебе, Степан Тимофеевич, постелю...
Наутро, когда баба Дуся проснулась (а встают деревенские всегда рано), Степан Тимофеевич уже встал и тихо шуршал чем-то в сараюшке во дворе. В летней кухне на столе стоял стакан в почерневшем от времени подстаканнике с крепким чаем. «Как давно никто в этом доме не пил чай из стакана с подстаканником...» — удивилась баба Дуся.
Степан Тимофеевич оказался сильно неравнодушен к мировой политике (это Дусе было внове). Вечером, после ужина долго разъяснял ей причину войны между Ираном и Ираком, истоки происков «израильской военщины», положение негров в Южно-Африканской Республике. Даже заставил найти очки и прочесть какую-то статейку из старой газеты «Труд», которую Дуся использовала на растопку. «Интересно-то как, — подумала Дуся. — А я и не знала...»
Родственники приехали за Степаном Тимофеевичем в конце недели, долго и фальшиво извинялись за беспокойство, кивали на сломавшуюся машину. Старичок степенно поклонился бабе Дусе, поблагодарил за все и по деревянным мосткам пошаркал обрезанными валенками к воротам. У бабы Дуси на глаза навернулись слезы. Не только тщедушный дедок с клюкой — весь приоткрывшийся ей большой мир с его проблемами покидал ее навсегда... Да еще и чай в подстаканнике, как пили все три предыдущих мужа и никто больше (сыновья и внуки пили чай из кружек)
«Да куда вы его увозите! — крикнула она. — Кто его там ждет-то? Пусть Степан Тимофеевич еще погостит! Оставайся, Степан!»
Степан, как и следовало ожидать, остался. Родственники прятали довольные ухмылки.
Вскоре Нельсон Мандела и Индира Ганди стали для бабы Дуси почти родными людьми — так она за них переживала. Степан Тимофеевич плохо ходил физически, но легко заполнял собой ментальное пространство — бабе Дусе было с ним интересно (эту характеристику нельзя было применить ни к одному из ее предыдущих замужеств). Спустя где-то год она как-то не выдержала и спросила: «Степан, а как ты тогда, в первый-то раз идти до дому собирался? С твоими-то ногами? Помер бы небось по дороге». Старичок хитро улыбнулся: «Да нешто я тебя, Дусенька Васильевна, сразу не разгадал? У тебя ж сердце доброе! Не собирался я никуда идти — так, притворился для чувствительности».
Баба Дуся и Степан Тимофеевич прожили вместе пять лет. Потом старичок тихо угас на бабыдусиных руках, прошептав за пару дней до смерти: «Ты мне, Дусенька Васильевна, праздник напоследок жизни подарила». — «А ты — мне, а ты — мне, Степушка мой Тимофеевич», — капая на грудь мужа старческими слезами, отвечала растроганная баба Дуся.
Потом я попрощалась с бабой Дусей, и пока я шла вместе с дождем, слизывая со щек капли вперемешку со слезами, мое представление о счастье как-то тихо и незаметно менялось, а сама я так же незаметно взрослела.
© Катерина Мурашова
Половое развитие у меня, как у представителя северной расы, было довольно замедленным, и бесконечные гендерные микросхватки, которые так увлекали большую часть моих одноклассников и одноклассниц в свободное от прополки турнепса время, были мне совершенно неинтересны. Я в одиночестве гуляла по деревне, где, собственно, и располагался наш лагерь, и думала о космических кораблях, которые вот-вот забороздят просторы Вселенной, и о своем месте (несомненно, важном! — я хотела стать астробиологом) в этом увлекательном процессе. Нельзя сказать, что в моем будущем мире совсем не было места для любви. Напротив, уже тогда я прекрасно представляла себе идеал: он был человеком глубокого и изощренного ума и рука об руку со мной постигал тайны природы на опасных, но завораживающе прекрасных дорогах далекого космоса.
В тот день над деревней с утра наревелись тучи, и улицы стали практически непролазны. Я медленно, скользя сапогами, пробиралась вдоль забора одной из усадеб. На потемневшей скамейке возле стены большого, слегка присевшего на один бок дома, отдыхая, сидела небольшая старушка. Я острым подростковым взглядом охватила белый платочек, синие тренировочные штаны с пузырями на тощих коленях, глубокие калоши и телогрейку такого вида, будто ее недавно рвали собаки. У ног старушки переминался лапами и дрожал хвостом тощий рыжий котяра с одним ухом — явный ветеран кошачьих боев. Снова начинался дождь, но старушка его как будто не замечала — наклонилась, рассеянно погладила кота.
Ужасная, сладко-эгоистичная, бескорыстная жалость к незнакомой старушке волной затопила все мое существо — ведь у нее уже все позади, она одинока и скоро умрет, ее жизнь наверняка была тяжела и бедна событиями, и она уже никогда-никогда не увидит Пояса астероидов, не откроет ни одной тайны природы и не будет рука об руку с возлюбленным бороздить просторы Вселенной...
Тем временем старушка, держась за поясницу, поднялась, схватилась за какое-то бревнышко и с трудом поволокла его по грязи. В семье и школе меня учили помогать старшим.
— Бабушка, позвольте вам помочь? — вежливо осведомилась я через низкий штакетник.
Старушка удивленно взглянула на меня, задумалась, а потом кивнула:
— Что ж. Подсоби, доченька, бабке, коли время есть. Заборчик у меня на заднем дворе завалился, вот хочу покамест подпереть, чтоб козы от Матвеихи в огород не лазали.
После починки заборчика меня повели в дом пить чай. Я не очень сопротивлялась — погода окончательно испортилась. К чаю были сушки. Старушка размачивала их в кипятке, мак медленно оседал на дно стакана.
— Меня зовут Катя, — представилась я.
— Катерина. Хорошее имя. А я Дуся.
— Простите... Евдокия... а как дальше?
— Да зови бабкой Дусей, — как все.
Разговаривать с бабой Дусей оказалось неожиданно легко. Мы обсудили шкодливых коз Матвеихи, мои школьные успехи, мою семью. Я узнала, что двое давно выросших детей бабы Дуси с внуками живут в Ленинграде...
— А чего ж ты одна-то гуляешь? Не со своими? Ухажер-то у тебя есть? Или поссорились?
Я призналась, что ухажера у меня нет и никогда не было.
— Надо же, а такая видная девка! — удивилась баба Дуся. — Небось, гонору в тебе много?
Я, подумав, согласилась и, воспользовавшись случаем, осторожно поинтересовалась, что думает баба Дуся о сущности любви. Ведь раз у нее есть дети, она, наверное, была замужем? (Баба Дуся носила обручальное кольцо на левой руке — вдова.)
— Конечно, была. Четыре раза! — ухмыльнулась старушка. — И так хорошо замужем, доченька, скажу я тебе, — она зажмурилась, вспоминая, и морщинки ее собрались веселым прихотливым узором. — И я их всех любила, и они меня... Счастливый я человек, спасибо Господу, если он, конечно, там есть...
— Но как так может быть?! — вылупилась я.
Польщенная моим интересом, старушка окунула в чай еще одну сушку и рассказала про свою жизнь. Целиком воспроизвести ее прямую речь я, конечно, не смогу, поэтому перескажу своими словами. Историю бабы Дуси я помню уже больше тридцати лет.
Первый раз замужем юная Дуся пробыла недолго. Мужа звали Федором, и если бы не карточка, она бы уж и лицо его позабыла. В 1940 году они поженились. Он был колхозным механизатором, с широкими плечами, любил кружить молодую жену на руках и умел, как девушка, плести венки. А что он говорил — этого бабка Дуся уже и не помнила. «Помню только марево золотое, как над лугом в летний день, и как он утром молоко прямо из крынки пьет. И — счастье, счастье, счастье...» Федора призвали на фронт в 41-м. А уже в 42-м пришла похоронка. «Не годился он для войны, — вспоминает баба Дуся. — Даже куренку шею свернуть — и то жалел...»
Почти до конца войны Дуся вдовствовала и с утра до ночи вместе со всеми работала на полях. В колхозе остались одни бабы, а воюющую армию нужно было кормить. Где-то зимой 45-го года Дуся с подружками без всякой определенной цели поехала в райцентровскую больницу на «аукцион инвалидов» (больничные власти раздавали по домам слегка подлеченных красноармейцев, необратимо покалеченных войной). Вернулась домой со вторым мужем — Георгием, Жорой. У Жоры не было обеих ног, а лет ему было 27. «Возьми меня к себе, Дуся, надоело бревном на койке валяться, тоска гложет, — сказал Жора юной вдове. — Ты уже замужем была, все про мужиков знаешь, тебе сподручней, чем девице. Я вообще-то заводной, и на гармони, знаешь, как играть умею — заслушаешься. Пропала моя гармонь, пока по госпиталям без памяти валялся, но ничего — заработаем, другую купим».
С Георгием Дуся прожила без малого двадцать лет. Он и вправду был веселый, и по вечерам, окончив работу (работал он и с деревом, и железом — руки у него были умные, хорошие, только глаза быстро стали сдавать — последствия контузии), садился у дома на скамейку, ставил на колени баян. Девки и бабы (много, очень много одиноких было после войны!) слетались на душевные Жорины песни, как мотыльки на огонь.
«Слова мне хорошие говорил, — вспоминает баба Дуся. — Благодарил часто, что взяла к себе, не дала пропасть... А уж как я его любила! Ревновала страшно. Как девки плечами да боками прислонятся... А он всем подмигивает, да улыбается... Так бы и повыцарапала глаза бесстыжие...»
Но пил Георгий безбожно. Напившись, буянил, разносил все в дому, колотил жену (до сих пор не могу понять, как Георгий мог бить Дусю — у него же не было ног, она всегда могла отойти!). Потом плакал, просил прощения. Она прощала: «Он все-таки калека был, к дому, к бабьей юбке прикован — тяжело ему...»
Жора умер от ран и пьянки, когда ему не исполнилось и сорока пяти. Дуся жутко горевала. «И сейчас иногда кажется — зовет меня, да голос веселый, куражный: Дусенька, что ты крутишься все, сядь ко мне, милая, споем. После него я уж ни с кем не пела...»
Ефима прислали в колхоз работать учетчиком и определили к вдове с детьми на постой. «Смурной он был, по целому дню слова не скажет, только с цифирками своими и оживал немного...» В отличие от Георгия Ефим совсем не пил. Молча починил в дому и на дворе все то, что нуждалось в починке. Потом помог сыну Дуси по математике. И только потом оказался в Дусиной постели. По сравнению с веселым, заводным Георгием он проигрывал — ласковым не был, нежных слов (да и никаких других) женщине не говорил. Однако Дуся (слегка подуставшая от двадцатилетнего «борения страстей») с Ефимом отдыхала — он был надежен, предсказуем в своих привычках, всегда спокоен, ровен с детьми и с женой. Понимал ценность образования: когда настало время, настоял на том, чтобы оба приемных сына окончили техникум. Сам регулярно брал книги в библиотеке, любил слушать радио, иногда по просьбе Дуси читал ей вслух. Мальчишки тоже слушали. Любимой Дусиной книжкой почему-то был «Оливер Твист» — она забыла название, но точно пересказала мне фабулу, и я легко узнала сентиментальную диккенсовскую повесть. По какому-то неведомому закону вечно молчаливый Ефим умер от рака голосовых связок. Долго никому ничего не говорил о своей болезни. Потом ему все-таки поставили диагноз, сделали операцию, но было уже поздно — пошли метастазы. «Сам себе кашку варил, — вспоминает Дуся. — Меня ничем обременять не хотел. До последнего дня. А как уже стал совсем помирать, написал на своей доске: «Прощай, Дуся, прости за все, если что не так было, или обидел тебя невзначай, прими мою вечную к тебе любовь...» Я плачу навзрыд: что ж ты раньше-то про любовь молчал?! А он отвечает: «Я молчал, потому что никаких слов не хватит сказать, как сильно я тебя любил все эти годы».
После смерти Ефима Дуся решила, что будет жить одна, с собакой Жуком и котом Васькой. Летом оженившиеся сыновья привозили из Ленинграда маленьких внуков — что еще надо? И когда, спустя лет пять, старая приятельница, перебравшаяся в город, «с прицелом» рассказала ей, что в соседнем колхозе остался после смерти жены неприсмотренный, из числа ее родственников, дедок, еще вполне крепкий, Дуся только махнула рукой: мне не надо! Забирайте его к себе, в город!
Однако родственники брать дедка в город не торопились. И однажды, как бы между прочим, завезли его в гости к Дусе, на центральную усадьбу. Как будто бы к врачу возили, рентген делать. «Вы тут поговорите пару часиков, чайку попейте, мы пока за справкой в райцентр съездим, да к своим знакомым, а потом деда заберем и назад отвезем. А вот вам и городской кекс с изюмом к чаю...»
Ни через два часа, ни к вечеру за дедком никто не приехал.
— Что ж, пора и честь знать, — сказал он, когда все стало окончательно ясно. — Спасибо тебе, Евдокия Васильевна, за приют, за чай. Пойду я.
Встал, оправил аккуратную одежку, поудобнее взял в руку клюку...
— Куда ж ты пойдешь-то?! — ахнула баба Дуся. — До твоей усадьбы 44 километра — вынь да положь!
— Чего ж, дойду понемногу, — дедок пожал узкими плечами. — Пройду да отдохну. Да еще пройду. К завтрему, к обеду, думаю, дома буду...
— Ну уж нет! — решительно воспротивилась женщина. — Чтоб я старого человека на ночь глядя из дому выгнала! Не будет этого. Ляжешь вот здесь, на диване. Сейчас я тебе, Степан Тимофеевич, постелю...
Наутро, когда баба Дуся проснулась (а встают деревенские всегда рано), Степан Тимофеевич уже встал и тихо шуршал чем-то в сараюшке во дворе. В летней кухне на столе стоял стакан в почерневшем от времени подстаканнике с крепким чаем. «Как давно никто в этом доме не пил чай из стакана с подстаканником...» — удивилась баба Дуся.
Степан Тимофеевич оказался сильно неравнодушен к мировой политике (это Дусе было внове). Вечером, после ужина долго разъяснял ей причину войны между Ираном и Ираком, истоки происков «израильской военщины», положение негров в Южно-Африканской Республике. Даже заставил найти очки и прочесть какую-то статейку из старой газеты «Труд», которую Дуся использовала на растопку. «Интересно-то как, — подумала Дуся. — А я и не знала...»
Родственники приехали за Степаном Тимофеевичем в конце недели, долго и фальшиво извинялись за беспокойство, кивали на сломавшуюся машину. Старичок степенно поклонился бабе Дусе, поблагодарил за все и по деревянным мосткам пошаркал обрезанными валенками к воротам. У бабы Дуси на глаза навернулись слезы. Не только тщедушный дедок с клюкой — весь приоткрывшийся ей большой мир с его проблемами покидал ее навсегда... Да еще и чай в подстаканнике, как пили все три предыдущих мужа и никто больше (сыновья и внуки пили чай из кружек)
«Да куда вы его увозите! — крикнула она. — Кто его там ждет-то? Пусть Степан Тимофеевич еще погостит! Оставайся, Степан!»
Степан, как и следовало ожидать, остался. Родственники прятали довольные ухмылки.
Вскоре Нельсон Мандела и Индира Ганди стали для бабы Дуси почти родными людьми — так она за них переживала. Степан Тимофеевич плохо ходил физически, но легко заполнял собой ментальное пространство — бабе Дусе было с ним интересно (эту характеристику нельзя было применить ни к одному из ее предыдущих замужеств). Спустя где-то год она как-то не выдержала и спросила: «Степан, а как ты тогда, в первый-то раз идти до дому собирался? С твоими-то ногами? Помер бы небось по дороге». Старичок хитро улыбнулся: «Да нешто я тебя, Дусенька Васильевна, сразу не разгадал? У тебя ж сердце доброе! Не собирался я никуда идти — так, притворился для чувствительности».
Баба Дуся и Степан Тимофеевич прожили вместе пять лет. Потом старичок тихо угас на бабыдусиных руках, прошептав за пару дней до смерти: «Ты мне, Дусенька Васильевна, праздник напоследок жизни подарила». — «А ты — мне, а ты — мне, Степушка мой Тимофеевич», — капая на грудь мужа старческими слезами, отвечала растроганная баба Дуся.
Потом я попрощалась с бабой Дусей, и пока я шла вместе с дождем, слизывая со щек капли вперемешку со слезами, мое представление о счастье как-то тихо и незаметно менялось, а сама я так же незаметно взрослела.
© Катерина Мурашова
В библиотеке Гарварда залили мочой 40 книг о гомосексуалистах.Первоначально администрация вуза сочла инцидент проявлением вандализма и преступлением на почве сексуальной нетерпимости. Однако по итогам внутреннего расследования в библиотеке было выяснено, что мочу на книги пролили случайно. Как именно это могло произойти, да еще и в таких объемах, никто не объясняет.
В результате книги, общая стоимость которых равняется нескольким тысячам долларов, были сильно испорчены. Теперь, отмечают в университете, их придется списать из библиотеки.
Точнее следователь прокуратуры, отпустивший подозреваемых в убийстве Свиридова. Об этом заявляют уже не только журналисты, но и признает Хлопонин.
http://rian.ru/moscow/20101214/308698774.html - вице-премьер, полпред президента в Северо-Кавказском федеральном округе считает, что вина за беспорядки в Москве лежит на прокуратуре, освободившей подозреваемых в убийстве болельщика.
Фанаты и националисты в минувшие выходные устроили на Манежной площади в столице несанкционированную акцию - http://www.rian.ru/trend/moscow_disturbances_football_fan_11122010/, которая вылилась в беспорядки. На акции звучали националистические лозунги, были избиты несколько десятков человек. Поводом для бесчинств стало недавнее убийство в драке болельщика "Спартака" Егора Свиридова, в убийстве подозревается уроженец Кабардино-Балкарии. Негодование фанатов вызвало то, что прокуратура отпустила пятерых из шести задержанных милицией за убийство.
"Мне на Кавказе больно, и на мне эта тема отразилась только с одной точки зрения: я увидел бездействие отдельных силовых ведомств, а в данном конкретном случае просто коррупционные действия прокуратуры, которые привели к взрыву ситуации", - сказал Хлопонин во вторник на заседании окружного Общественного совета, подчеркнув, что конфликт "никакого отношения не имеет к национальному аспекту".
То, что следователь вполне себе мог взять взятку я не сомневаюсь. Прокуратура насквозь коррумпирована, туда, как и в стоматологи и урологи, отправляют учиться сыночков и дочек богатенькие родители. Определенно надо выводить следственный комитет из прокуратуры – в единый комитет, независимый. Потому что, расстрелявший в супермаркете людей мент, убил конкретное количество людей и отправился на нары, а следователь прокуратуры может «убить» и быть причастным к не одному десятку убийств случившихся и тех, которые в будущем совершаться.
Для тех кто паникует по поводу ожидающихся провокаций на Киевском:
http://rian.ru/video/20101215/308932160.html он-лайн трансляция.
Респект РИАНу. Но надеюсь ничего страшного не произойдет и тема про «сбор у Европейского» будет самым нелепым вбросом в уходящем году. Надеюсь.
http://rian.ru/moscow/20101214/308698774.html - вице-премьер, полпред президента в Северо-Кавказском федеральном округе считает, что вина за беспорядки в Москве лежит на прокуратуре, освободившей подозреваемых в убийстве болельщика.
Фанаты и националисты в минувшие выходные устроили на Манежной площади в столице несанкционированную акцию - http://www.rian.ru/trend/moscow_disturbances_football_fan_11122010/, которая вылилась в беспорядки. На акции звучали националистические лозунги, были избиты несколько десятков человек. Поводом для бесчинств стало недавнее убийство в драке болельщика "Спартака" Егора Свиридова, в убийстве подозревается уроженец Кабардино-Балкарии. Негодование фанатов вызвало то, что прокуратура отпустила пятерых из шести задержанных милицией за убийство.
"Мне на Кавказе больно, и на мне эта тема отразилась только с одной точки зрения: я увидел бездействие отдельных силовых ведомств, а в данном конкретном случае просто коррупционные действия прокуратуры, которые привели к взрыву ситуации", - сказал Хлопонин во вторник на заседании окружного Общественного совета, подчеркнув, что конфликт "никакого отношения не имеет к национальному аспекту".
То, что следователь вполне себе мог взять взятку я не сомневаюсь. Прокуратура насквозь коррумпирована, туда, как и в стоматологи и урологи, отправляют учиться сыночков и дочек богатенькие родители. Определенно надо выводить следственный комитет из прокуратуры – в единый комитет, независимый. Потому что, расстрелявший в супермаркете людей мент, убил конкретное количество людей и отправился на нары, а следователь прокуратуры может «убить» и быть причастным к не одному десятку убийств случившихся и тех, которые в будущем совершаться.
Для тех кто паникует по поводу ожидающихся провокаций на Киевском:
http://rian.ru/video/20101215/308932160.html он-лайн трансляция.
Респект РИАНу. Но надеюсь ничего страшного не произойдет и тема про «сбор у Европейского» будет самым нелепым вбросом в уходящем году. Надеюсь.
![[info]](http://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif?v=1)
valerijapride пишет:Минздравсоцразвития, оказывается, превышая свои полномочия, пытается прямо запретить клонирование человека в другом законопроекте "ОБ ОСНОВАХ ОХРАНЫ ЗДОРОВЬЯ ГРАЖДАН В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ".
Клонирование никак не связано с здоровьем граждан РФ!
Вот позорная, реакционерская статья 12, гл I Этого законопроекта:
Статья 12. Запрет на клонирование человека
1. Клонирование человека - создание человека, генетически идентичного другому живому или умершему человеку, путем переноса в лишенную ядра женскую половую клетку ядра соматической клетки человека - запрещается.
2. Ввоз на территорию Российской Федерации клонированных эмбрионов человека запрещается.
3. Лицо, нарушившее запреты, установленные частями 1 и 2 настоящей статьи, несет уголовную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации.
ПРИЗЫВАЮ ПРОДОЛЖИТЬ АКЦИЮ СБОРА ПОДПИСЕЙ ПРОТИВ ЗАПРЕТА КЛОНИРОВАНИЯ ЧЕЛОВЕКА.
Оставляйте в комментах к этому посту следующий текст и - желательно - ФИО:
Я против настойчивых попыток Минздравсоцразвития протащить запрет на клонирование хоть в какой-нибудь закон! Требую убрать статьи 12, гл 1 в законопроекте "Об основах охраны здоровья граждан Российской федерации" и п.7,ст.5,гл.1 в законопроекте "О биомедицинских клеточных технологиях".
И постите эту картинку у себя в ЖЖ.
В тусклом свете полярной ночи еле угадывались очертания двух покрытых снегом подводных лодок, стоящих у причала.
Эта фраза звучит, как начало авантюрного романа времен «холодной войны». В общем, эти лодки и есть дети той самой невидимой войны, которую наша страна вела долгие годы — войны технологий, нервов, войны на истощение ресурсов. «Отсель грозить мы будем шведу». И грозили, еще как. Содержимое шестнадцати баллистических ракет Р-29РМ, которые находятся в утробе такой лодки, может, по словам самих подводников, уничтожить всё восточное побережье США. Стоило такое для страны немало и, когда СССР развалился, Северный флот в полной мере испытал последствия такого развала — армаду подводных лодок стало не на что содержать, а новые атомные крейсеры — не на что строить.
Однако, Северный морской флот России жив и те подводные лодки, которые все еще в строю, по-прежнему выходят на боевые дежурства. Чтобы посмотреть на лодки и на людей, которые на них служат, я приехал в Гаджиево, где расположена одна из военно-морских баз Северного флота.
Приехал я туда вместе с делегацией из Екатеринбурга — тамошняя администрация и предприниматели уже десять лет помогают экипажу АПЛ «Екатеринбург» — одного из семи атомных подводных крейсеров проекта 667БДРМ «Дельфин» (на фотографии вверху).
Визит получился коротким — во второй половине дня мы добрались до Гаджиево, пообедали на лодке, потом свердловский губернатор вместе с остальными членами делегации встретился с женами подводников, вечером был торжественный ужин всего экипажа лодки и командования дивизии, утром следующего дня экипаж заступил на боевое дежурство и мы отправились в аэропорт, чтобы улететь по домам — уральцы к себе, а я в Москву.
И вот как всё это было:
Чтобы попасть на это место, нужно по дороге от Мурманска проехать через три КПП, потом пройти через специальный пропускной пункт рядом с причалом — с рамками металлоискателей и радиационного контроля. У трапа, ведущего на лодку, стоит еще и часовой с автоматом.
«Подводный крейсер К-84 был построен в 1984 году в Северодвинске, заводской номер 380. Закладка крейсера произошла 17 февраля 1982 года на ПО «Севмашпредприятие». К-84 стал вторым в серии из семи подводных крейсеров этого типа, построенных с 1984 по 1992 год. 16 февраля 1986 года К-84 зачислен в состав 13-й дивизии 3-ей флотилии подводных лодок Северного флота. В феврале 1999 года получил наименование «Екатеринбург» в связи с установлением над ней шефства администрации г. Екатеринбурга.» (источник)
Первая встреча за обеденным столом в кают-компании. Справа — командир АПЛ «Екатеринбург», капитан первого ранга Константин Головко. Кормят и поят на лодке, должен сказать, на убой.
Традиционная встреча в Доме офицеров с женами подводников. Жены сидят в зале, с трибуны с ними говорят члены делегации. Разговор был деловой — когда посылать детей на ёлку, когда на лечение, на юг к морю. Деньги на шефскую помощь уральские предприниматели и администрация тратят немалые. Отремонтированная казарма, например, где мы жили выглядит теперь очень прилично. Уральцы привозят подарки, строят многоквартирный дом в Гаджиево, постоянно отправляют семьи подводников на отдых в теплые края.
Губернатор Свердловской области Александр Мишарин приехал в Гаджиево в первый раз. Был посвящен в подводники, остался ночевать на лодке, наутро участвовал в церемонии заступления экипажа на боевое дежурство, вручал офицерам почетные грамоты.
Некоторые из жен пришли на встречу с детьми.
А потом был ужин с экипажем и раздача всяких приятных подарков. Фраза «А теперь наполните ваши бокалы» до сих звучит в ушах. Утром смог подняться только из-за того, что нужно было идти на торжественное построение.
Боевые подруги офицеров пришли в вечерних платьях, играл небольшой оркестр, в курилке от подводников можно было узнать много интересного про их службу, но я вам этого не расскажу — военная тайна.
Утром в Гаджиево:
Это К-461 «Волк» — атомная подводная лодка проекта 971 "Щука-Б", относящаяся к третьему поколению атомных подводных лодок. Заложена 14 ноября 1987 года на судостроительном заводе "Севмаш" в Северодвинске, спущена на воду 11 июня 1991 года, получила наименование "Волк" 25 июня 1991 года, вступила в состав флота 11 февраля 1992 года.
На хвосте у «Волка» опасно маневрировали два служивых с какой-то палкой. Так и казалось, что кто-нибудь из них свалится в ледяную воду.
На причале рядом с «Екатеринбургом» стоит его братишка — К-117 «Брянск».
Вот так в полдень чуть светлеет на востоке — полярная ночь в самом разгаре.
Когда лодка всплывает во льдах, эти горизонтальные рули на рубке, похожие на крылья, встают в вертикальное положение.
В этот день экипаж крейсера «Екатеринбург» заступал на боевое дежурство. По этому случаю было торжественное построение, духовой оркестр и непременный теперь молебен с участием екатеринбургского архиепископа Викентия, который был в составе делегации с Урала. Моряки нарядились в парадную форму и выстроились на причале.
Командир лодки Константин Владимирович Головко — подводник в третьем поколении. Дед служил на Дальнем Востоке, отец — был командиром атомных подводных лодок на Севере. Константин в 33 года стал командовать АПЛ «Рязань», а после того, как её перевели на Дальний Восток, был назначен командиром К-84.
После окончания церемонии последовала короткая команда «Всем вниз» и экипаж выстроился в очереди на спуск в лодку.
Попасть на АПЛ для новичка — не самая простая задача. Сначала нужно пройти по обледенелому борту лодки, держась за поручень. Потом подняться по отвесной лестнице в рубку...
...а там спуститься по узкому тоннелю глубоко вниз, на одну из верхних палуб крейсера. Спускаться с камерой и сумкой для объективов было сложно.
Подводники же этот путь проделывают по много раз за день.
И вот я впервые на атомной подводной лодке. Фотографировать мне здесь разрешили с большой неохотой, потому что «секреты на каждом шагу» и мало ли что я тут наснимаю. Впрочем, разобраться в том, что тут секретное или нет, без сопровождающего невозможно. Его у меня не было, так что не обессудьте.
В этом отсеке расположены шахты баллистических ракет и пульты управления ими. Это как раз по дороге в кают-компанию. На лодке все выкрашено в песочные тона и выглядит одинаковым. Я несколько раз терял дорогу, залезал в какие-то дебри, спускался по каким-то лестницам, набивая шишки на башке.
Вот такие ребята служат на «Екатеринбурге». Народ на лодке приветливый, спокойный, с моряками очень приятно было общаться — они настоящие. В походы сейчас более, чем на 80 суток не ходят. Самое тяжелое в таком походе, говорят, последняя ночь перед приходом на базу.
На крышке люка — алфавит с кодами для перестукивания в закрытом отсеке.
Командный пункт лодки. Все, что за моей спиной Головко, который спешил на построение, попросил не снимать — секретное. Я и не снимал, конечно, хотя на мой взгляд там было все то же самое, что и на этой фотографии.
С ростом в 190 см передвигаться по лодке, которая вся разделена на отсеки, тяжело. Людям с клаустрофобией здесь точно делать нечего.
Командирская рубка.
В этом году К-84 исполнилось 25 лет. Лодка проходила модернизацию (т.н. средний ремонт) в 2003 году.
Вот такие таблицы висят повсеместно. Я, конечно, сразу вспомнил «Курск».
P.S. Большое спасибо пресс-службе администрации Свердловской области за приглашение приехать вместе с делегацией.
Я получил колоссальное впечатление от увиденного, от техники, от людей, которые служат в Гаджиево.
Было жаль уезжать так скоро, не все удалось увидеть.
Фотографии: © Рустем Адагамов/drugoi
Одно из днепропетровских агентств предлагает новую услугу - собутыльник на дом. Можно заказать собутыльника с высшим образованием, знатока анекдотов или с хорошим голосом. Услуга стоит 150 гривен за вечер, при этом заказчик накрывает стол.
Руководитель агентства отметила, что услуга пользуется большим спросом. Большинство клиентов, по ее словам, - женщины.
А в Киеве есть фирма, которая предлагает киевлянам напрокат всего за 100 гривен в час коллегу в походах по магазинам, ребенка для прогулки в парке, красивого жениха или даже отца для ребенка.
Руководитель агентства отметила, что услуга пользуется большим спросом. Большинство клиентов, по ее словам, - женщины.
А в Киеве есть фирма, которая предлагает киевлянам напрокат всего за 100 гривен в час коллегу в походах по магазинам, ребенка для прогулки в парке, красивого жениха или даже отца для ребенка.
Владелица запечатлила себя в разных позах вместе со своей машиной, видимо чтобы быстрее продалась)
Не знаю как вы, я бы с такими объявлениями почаще залезал на автопорталы.
http://www.autoscout24.ru/Details.aspx?id=187389239
Не знаю как вы, я бы с такими объявлениями почаще залезал на автопорталы.
http://www.autoscout24.ru/Details.aspx?id=187389239
Нечасто я заглядываю на разные автофорумы, но куда только не забредёшь во время странствий по интернету. И наткнулся я на одну историю, которая, на мой взгляд, очень хорошо показывает, что в современной России даже довольно обеспеченному человеку крайне сложно отстоять свои права. Впрочем, обо всём по порядку. Слышали ли вы о такой машине, как Audi [...]